Первые дежурства на Телефоне после большого перерыва – то еще ощущение. Но в какой-то степени это как с велосипедом: однажды обретенный навык не утрачивается. Зато память услужливо постирала все эмоциональные акценты и всплески. И вот за первый серьезный звонок все это врывается в настоящее – флешбеками такой силы, что вообще не понятно, как я это все могла забыть? Такие сильные ощущения, такие мысли – как это объяснить? Это как дополнительная дорожка звуковая или отдельная опция. Или светофильтр? Все иначе. Ярче, четче, больнее, вкуснее, быстрее. И после всех мыслей – еще звонок, и еще, и еще… И какая-то тихая мысль – как танцующий на ветру целлофановый пакет: «Сколько еще чужих эмоций я смогу вместить и переварить?»
Если тебе когда-нибудь захочется найти человека, который сможет преодолеть любую, самую невероятную беду и сделать тебя счастливым, когда этого не может больше никто - просто посмотри в зеркало и скажи: "Привет!"
Ричард Бах
Сейчас это анонимные и неизвестные – с их ссорами, слезами, катастрофами. Одинокие, вмерзшие в свое горе или сгорающие от боли. А что я могу им дать? Только не убегать, присутствовать – потому что кто-то должен быть рядом, когда человеку плохо. Сердце комом в горле, но если мне так вот непросто это слышать и свидетельствовать чужие эмоции – то каково этому человеку внутри такого смерча? Выдох, выдох, выдох, я сказала! Просто дыши. Снова и снова. Спокойно отстраивайся. Я же с непривычки влетела в чужую эмоциональную бурю.
Жизнь – это комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует.
Мартти Ларни
Никому лучше не станет, если мы вдвоем тут будем рыдать. Человеку нужны не слезы, дублируемые кем-то. Человеку нужен ресурс, которого у него нет сейчас. И я представляю себя, как всегда, волнорезом – и чужая боль, обрушиваясь на меня, разлетается брызгами. При этом я стою по горлышко в этих волнах, но не становлюсь частью океана. Как спрашивают американские службы спасения у пострадавших: “Are you in pain?”. Такая же психологическая разница, как «у меня проблемы» и «я в проблемах по уши». «У меня карие глаза», «у меня проблема»… я этим владею или это уже неотъемлемая часть меня? Я в проблемах – как в яме, это не часть меня, это место моей дислокации в данный момент. Сбегаю домой за лестницей – и выберусь. Или на помощь позову. Придут, увидят, помогут. Или добьют и закопают, чтобы не мучилась и не мешала другим отдыхать.
-Are you in pain?
-Yep
-Such a comfy place?
Пока стоит волнорез – берег будет оставаться гостеприимным. И лодки переживут шторм . И останутся целыми беседки – чтобы было куда приходить любоваться морем, когда оно будет дружелюбнее. И сам берег не обрушится и не заилится. Стихия успокоится, надо только дать выход этой бешеной энергии. Но не бегать с бубном туда-сюда, призывая к здравому смыслу.
И я могу принимать – не терпеть, не ждать паузы – а принимать тяжелые эмоции. Вспоминаю все то, что так четко знала когда-то: чужую боль не надо разделять, ее надо забирать. Забирать страхи, обиды, гнев. Не лечить, не исправлять – потому что я здесь не для этого. Как сказала одна женщина, уходя из волонтеров: «Как можно помочь человеку, не меняя его?» Что надо было ей ответить? Я и сама тогда мало что соображала в этом вопросе. Догонять и причинять добро – это было почти национальным видом спорта.
Столько в мире этом – совсем-совсем рядом – боли и горя. Каждый проходит свои уроки, каждый учится чему-то своему. Или не учится. Столько всего непоправимо страшного и неизлечимо ущербного, что надо делиться всем тем хорошим, что у тебя. Не разбазаривать, замечу. А делиться. Это такая адресная помощь, каждому по потребностям, но не доводя до паразитивизма.
Тот, кто все время шагает, проводит полжизни на одной ноге.
Видимо, надо идти, получать этот диплом? Смогу ли быть хорошим психологом – со всеми моими тараканами? Не знаю. Сейчас все совсем-совсем иначе. Что тут правильно, а в чем я ошибаюсь – время покажет. Я обещала себе, что в этом году буду делать все, что захочу. Не в смысле сумасбродства, а как выбор направления движения. Сумасбродства у меня в любом случае не получится – я торможу в этом вопросе до полного зависания системы. При таком длительном обдумывании разве можно говорить о сумасбродстве? Может, самодурство… и тут – опять же, от слова «себя дурить»? Самодур остается самодуром, если он сидит в одиночке?
Ну, как скажешь… зануда так зануда…
Он умел слушать. И умел читать. Не книги — они все хороши.
Он умел читать людей. Следы, которые на них оставляли места, звуки, родная земля, жизненные происшествия.
Алессандро Барикко.
